Арес - Страница 59

– Ваша милость, может быть, поменяем Ролту наказание на что-нибудь другое? Он ведь явно не со зла. Дурачок ведь – что с него взять?

Нельзя сказать, что на барона певческий дар лесоруба не произвел впечатления. Произвел, и немалое. Алькерт ехал с непокрытой головой, и легкий ветерок теребил его волосы. Он был без накидки, и доспехи ярко блестели под полуденным солнцем. Всадник поглядывал на поля, заросшие травой, на темную полосу деревьев на горизонте и слушал необычное пение. Оно тронуло его жестокое сердце, но Алькерт оставался верным себе.

– Нет, Керрет, этого простим, а другие на голову сядут, – ответил он. – Нужно показать пример.

Виктор догадывался, о чем сотник говорит с бароном. До него долетали не только обрывки фраз – он еще видел взгляды, которые бросали на него собеседники. Но, к большому разочарованию, понял, что разговор не принес плодов. Однако когда из кареты раздался голос Маресы: «Папа, нам нужно поговорить!» – Антипов осознал, что его акции резко пошли вверх. И он принялся за вокал с новыми силами и новыми песнями.

Однако барон, выскочивший вскоре из кареты, пребывал в состоянии ярости. Он запретил сыну лесоруба дальнейшие певческие упражнения, и оставшийся путь в замок прошел в тишине и без приключений. Если, конечно, не считать разгневанных взглядов Алькерта, которые он бросал то на карету с дочерью, то на Виктора.

По прибытии домой слух о произошедшем разнесся с быстротой молнии. Поэтому когда Ролта поместили в тюрьму рядом с казармой, предварительно сняв кандалы, к нему чуть ли не выстроилась очередь из визитеров. И десятник Нурия пропускал их без всяких возражений.

Сначала пришел Кушарь. Он помялся в дверях, потом поинтересовался, что же произошло, и, услышав версию Виктора, которая гласила, что почтительный сын понятия не имел о том, что оскорбляет дворянина, а не уличного паяца, решил отправиться к барону с прошением и объяснением ошибки.

Затем примчалась Ханна. Она принесла с собой кувшин молока и мягкий душистый хлеб. Отдав это все Ролту, девушка немного постояла, теребя разноцветные ленты и выслушивая комплименты по поводу своих красоты и доброты, которые не уступают одна другой. Когда после какой-то особенно витиеватой фразы на ее глаза навернулись слезы, Ханна убежала, чтобы не разрыдаться прямо в тюремной камере. Но Виктор недолго был в одиночестве, размышляя о том, что даже в заключении могут найтись приятные стороны. Потому что следом за девушкой пришел сам господин менестрель.

Это был мужчина небольшого роста с тонкими чертами лица, худыми руками и маленькой бородкой. Вопреки обычной серо-коричневой моде он был одет в красную куртку с черным узором на рукавах и воротнике. А в руках держал мандолину, которая даже по внешнему виду отличалась от уже знакомого Виктору инструмента.

– Здравствуй, Ролт, – сказал он, присаживаясь на приделанную к стене скамью рядом с узником. – Я вот узнал, что господин барон решил тебя примерно наказать, и подумал, а не поговорить ли мне с тобой перед этим.

– Здравствуйте, господин менестрель. – Виктор даже привстал, верный своему принципу: «Сохраняй вежливость с теми, кто тебе не враг и не друг».

– Мой слуга многое о тебе рассказывал. А теперь вот еще получил отзывы от воинов, которые ездили с вами в город. И сказал себе – почему бы не взглянуть на дарование.

– Конечно, смотрите, господин менестрель. Может быть, недолго смотреть осталось, – пожал плечами Виктор. Он не совсем понимал смысл визита Нартела, но не хотел упускать любую, пусть даже самую призрачную надежду выбраться отсюда.

– Ну-ну, не будь столь пессимистичен, Ролт. Лучше вот сыграй мне что-нибудь. Если можешь, конечно.

– Могу, господин менестрель. Наверное.

– Да, попробуй. – Нартел без лишних слов осторожно протянул инструмент и медиатор Виктору.

Тот взял мандолину, именуемую здесь варсетой, внимательно посмотрел на нее, потрогал струны и оценил звук. Этот инструмент был гораздо лучше ученического. Гораздо. Хотя, конечно, немного не дотягивал по качеству до фабричного продукта средней руки в его мире. Но Антипов оценил мастерство создателя мандолины. И тут же спохватился. Если он попробует сыграть на ней какую-нибудь музыку, новую для менестреля, то у того возникнет резонный вопрос – откуда Ролт ее знает. А если сын лесоруба еще и скажет, что свободными от рубки деревьев вечерами пишет чудесные мелодии, ярко представляя себе, как их нужно играть, то это будет вообще… У Нартела и так возникнет неприятный вопрос, где Ролт познакомился с варсетой. Но этот вопрос – мелочь по сравнению с новой музыкой.

Виктор принял простое решение – он еще несколько раз потрогал струны, а потом бегло сыграл ту самую нехитрую мелодию из песенки про львов, которую ему показал ученик менестреля. На этот раз получилось даже лучше, чем тогда. Возможно, потому что Антипов уже привык ее играть, или потому, что инструмент был качественнее.

Нартел внимательно выслушал Ролта. Иногда у Виктора создавалось впечатление, что тот порывается что-то сказать, но останавливает себя. А потом менестрель задал тот самый вопрос:

– А где ты этому научился, собственно? – поинтересовался он, когда музыка смолкла.

Но Антипов не дал вовлечь себя в очередную ложь, сложную и опасную разоблачением. В самом деле, как сын лесоруба мог научиться играть на варсете? Лишь под влиянием невероятных обстоятельств.

– Это моя маленькая тайна, господин менестрель. И мне кажется, что я унесу ее с собой в могилу.

Менестрель в упор посмотрел на Ролта, но настаивать на ответе не стал. Виктор мог поклясться чем угодно, что если бы появилась новая музыка, то ситуация была бы совсем иной. А так – навык игры – мелочь.